Гонения на баби в Персии в XIX веке
Общая информация
Гонения баби в Персии и свидетельства России
Выдержка из приложения к русскому изданию книги У. Хэтчера и Д. Мартина «Новая мировая религия».
...Благодаря соседству и исторически сложившимся между Россией и Персией тесным связям, русские одними из первых узнали о зарождении религии баби. В начальный период развития нового религиозного движения большинство иностранных наблюдателей вынуждены были пользоваться искаженными сведениями о ней, поступавшими от враждебно настроенных правительств и духовенства. Россия же - одна из немногих европейских стран - имела в то время представительство в Тегеране, и, возможно, русские дипломаты могли получать доступ к более достоверным источникам информации о важнейших событиях, связанных с ранней историей новой веры.
Русский посол при дворе шаха (1846-1854) князь Дмитрий Иванович Долгоруков хорошо знал о волнениях в Персии и зверских расправах над последователями нового религиозного движения и неоднократно упоминал о них в своих донесениях в Санкт-Петербург. Однако и его сообщения, как и отчеты других иностранных наблюдателей в Персии, порой содержали непроверенные факты. В своей книге «Религии баби и бахаи. 1844-1944» М. Момен пишет о том, как воспринимают современные западные исследователи новую религию, а также объясняет, почему ранние сведения о вере были столь недостоверны: {{цитата|«До возникновения в начале ХХ века общин бахаи и публикации достоверных сведений о новой религии было трудно составить неискаженное представление о самом учении и его истории ввиду того, что в Персии второй половиной XIX века редко кому удавалось получить свидетельства об этой религии из первых рук. Жестокие преследования загоняли движение в подполье, даже слова «Баб», «баби», «бахаи» нельзя было произносить вслух. Западные путешественники не имели возможности непосредственно общаться с бахаи… Однако жестокие преследования баби и бахаи уже привлекли внимание Запада, и авторы путевых заметок, а также исследователи Персии считали своим долгом непременно упомянуть о новой религии; при этом большинство из них вынуждено полагалось на непроверенные сведения, почерпнутые у других наблюдателей. Результатом явились искажения и неточности, которые после многократных повторений стали принимать за правду»[1].
Князь Долгоруков обратился к шаху с просьбой отдалить место заключения Баба от границы с Россией. Неизвестно, руководствовался ли он при этом желанием облегчить участь Баба или просто стремился предотвратить возникновение беспорядков на сопредельной с Россией территории. Между тем интерес иностранных наблюдателей к набиравшему силу новому религиозному движению рос, и русский царь повелел своему консулу в Тебризе продолжить сбор информации о Бабе и его последователях. К сожалению, выполнить это распоряжение оказалось невозможным - казнь Баба уже состоялась. Утром после казни Баба русский консул в Тебризе, возможно, осознавая историческую важность момента, осмотрел место, где лежали останки Баба и казненного вместе с ним верующего. Консула сопровождал художник, сделавший по распоряжению дипломата зарисовки увиденного[2]. Полагают, что этот рисунок был позднее отправлен в Санкт-Петербург, где, возможно, и хранится до сих пор в архивах Университета или какого-либо другого научного учреждения.
Из дальнейших действий князя Долгорукова ясно, что он осуждал варварские пытки и публичные казни, которым подвергали бабидов. Когда в 1852 году шах выслал Бахауллу из Персии, князь «сделал все возможное, чтобы доказать невинность» изгнанника[3]. Он предложил ему убежище в России и охрану на время переезда. Россия была единственной страной, правительство которой готово было предоставить убежище основателю веры и ходатайствовало о его освобождении. Шах пошел на уступки и освободил узника, но Бахаулла, выразив признательность, отклонил предложенную русским послом помощь — он предпочел подчиниться указу шаха о высылке в Багдад. По приказу Долгорукова на первом этапе ссылки Бахауллу сопровождал официальный представитель русского дипломатического корпуса, проявлявший особую заботу об изгнаннике. На Западе ссылка Бахауллы вызвала новую волну интереса к зарождающемуся религиозному движению. На протяжении всего времени вынужденных странствий изгнанника, от Багдада до города-тюрьмы Акки в Палестине, иностранные дипломаты и историки информировали правительства своих стран о столь заметном явлении в религиозной жизни Персии.
В период ранней истории веры иностранные дипломаты, в том числе и русские, несколько раз оказывали помощь бахаи, предоставляли им убежище, укрывая последователей новой веры от непрекращающихся преследований со стороны правительства Персии и духовенства[4]. В 1903 году бахаи, преследуемые разъяренной толпой, нашли убежище в русском консульстве в Исфахане. Полномочный консул Вороновский обратился от имени гонимых к шаху[5], что послужило поводом для надуманных обвинений в «русской поддержке» бахаи. По иронии судьбы подобное обвинение — в «иностранной поддержке» — позднее было выдвинуто советскими властями против общин бахаи на территории СССР.